— Да, сэр, — согласился он. — План сработал хорошо. Виконт кивнул.

— Сегодняшняя победа принесла всего лишь моральное удовлетворение, — сказал он. — Нельзя ли попросить тебя, Жуана, без дальнейшего промедления отправиться в Лиссабон?

Она улыбнулась.

— Ну конечно, Артур. Я отправлюсь туда вместе со всеми остальными.

— Со всеми остальными, не раньше? — со вздохом произнес он. — Ладно, не буду больше понапрасну тратить силы и убеждать того, кто не находится в моем прямом подчинении. Скажи, а как обстоят дела в отношении твоей другой миссии? Никаких сдвигов?

— Сдвиги есть, Артур. Я добилась полного успеха. Надеюсь, мне больше не потребуется навещать своих многочисленных тетушек в Испании. Я не планирую возвращаться туда.

Он бросил на нее проницательный взгляд и кивнул.

— Я рад за тебя. — Отсалютовав, он кивнул капитану Блейку и продолжил свой путь к монастырю. По пятам за ним следовали его адъютанты.

— Ты не видел рядового Хиггинса? — спросила Жуана, обернувшись к капитану. — Боюсь, я его где-то потеряла.

— Как только он поправится от пулевого ранения, я намерен спустить с него шкуру. И он успеет тысячу раз пожалеть, что пуля попала ему в ногу, а не в сердце. — Капитан сказал это самым серьезным тоном.

Она улыбнулась и взяла его под руку.

— Но, Роберт, тебе ли не знать, как трудно мужчине подчиниться приказаниям, когда они связаны со мной? Было бы несправедливо наказывать неопытного мальчика за то, что он позволил мне удрать. Он очень добрый паренек и очень беспокоился о моей безопасности.

— Он весьма странно проявил свое беспокойство, — сказал капитан. — И у меня в роте нет места для добрых пареньков.

— Однако, — улыбнулась Жуана, — ты и сам был таким одиннадцать лет назад, Роберт. Со временем ты приобрел опыт, повзрослел и закалился. А как насчет вчерашнего приказания доставить меня в Лиссабон? Ты ему не подчинился. Я все еще здесь.

— Только потому, что я не получил таких указаний, — сказал он.

— А почему? — спросила она. — Из-за меня — вот почему. Тем не менее приказ остается приказом, Роберт, причем исходит он от самого главнокомандующего. Если бы я сейчас не вмешалась, Артур очень рассердился бы на тебя. Возможно, он захотел бы спустить с тебя шкуру, так, чтобы ты тысячу раз пожалел, что не стоял во время боя на один дюйм правее.

— Ладно, Жуана, ты меня убедила. Я, пожалуй, пойду к парнишке, поцелую его и поудобнее подоткну ему одеяло, чтобы он лежал и нежил свою раненую ногу.

— Не целуй его, он смутится. — Она весело рассмеялась.

Однако ей не удалось успокоить его.

— Значит, ты меня дурачила? Тебе, наверное, хотелось позабавиться? И ты радовалась, что добилась своего?

— Не всегда, — сказала она. — Иногда меня мучили угрызения совести, Роберт. Но в целом ты прав: я получала удовольствие от своего розыгрыша. Ты простишь меня?

— Ты опасная женщина, Жуана, — сказал он, освобождая свою руку из-под ее руки. — Тебе каким-то образом удается подчинить своей воли каждого мужчину. Не мытьем, так катаньем. Вот и меня ты подчинила, как любого другого, кто попался тебе на глаза. Но надо мной ты потешалась дольше, чем над кем-либо другим. Однако всему есть предел. Хватит. Пора тебе найти другой объект, чтобы было на ком практиковаться в своих хитрых уловках. Наверное, тебе всегда все удается? Но погоди, отольются кошке мышкины слезы. А теперь извини. Меня еще ждут важные дела.

Он ушел решительным шагом, а она смотрела ему вслед, испытывая такую неуверенность в себе, какой еще никогда в жизни не чувствовала. Если бы только Артур не появился именно в тот момент… Она собиралась все-все рассказать Роберту, но не успела.

Поэтому он узнал правду от виконта Веллингтона и почувствовал себя униженным, решив, что она его предала. Черт бы побрал Артура!

«Наверное, тебе всегда все удается?» — сказал он несколько мгновений назад. Ну что ж, именно сейчас ей не удалось. Она почувствовала нечто похожее на панику. Он говорил с ней очень серьезно. Возможно, слишком серьезно. Возможно, он никогда ее не простит. Но даже если простит, у них осталось слишком мало времени. Неделя, от силы две. Как только они окажутся за линией обороны Торриш-Ведраша, их пути разойдутся.

Жуана пожала плечами и огляделась вокруг. С поля боя продолжали уносить вверх по склону холма стонущих раненых, которым была нужна помощь. Она будет помогать ухаживать за ранеными, хотя никогда раньше ей не приходилось заниматься этим. А потом она подумает о Роберте и о том, как ей снова добиться его расположения. Потом она подумает о будущем. Только не сейчас. Она подумает обо всем потом и что-нибудь предпримет. Если ей бросали вызов, она привыкла отвечать на него. Не изменять же своей привычке!

Уставившись в темноту, Блейк лежал на спине в своей палатке. Он смертельно устал. Казалось, что сражение произошло несколько дней назад, а не всего лишь утром сегодняшнего дня. С тех пор пришлось столько всего сделать: написать отчеты, собрать своих людей и убедиться в том, что они готовы к дальнейшим действиям на тот маловероятный случай, если французы снова атакуют, написать родственникам погибших, еще раз навестить раненых бойцов своей роты.

Он навестил рядового Хиггинса как раз в тот момент, когда ассистент хирурга извлекал пулю из его ноги. Он видел, как Жуана, взяв в ладони лицо солдата, улыбалась ему, говорила что-то утешительное, а парнишка, на лбу которого каплями выступал пот, стиснул зубы, но не опозорил себя и не вскрикнул от боли.

Когда мучительная процедура закончилась и солдат потерял сознание, она перешла к следующему, еще более молодому парнишке — не из его роты, который громко звал свою маму. Жуана была невероятно грязна, кое-как причесана и невероятно прекрасна. В его сторону она даже не взглянула.

У койки рядового Хиггинса он стоял, пока тот не пришел в сознание, а потом тихо говорил с ним, пока в страдальческом взгляде парнишки вновь не появились надежда и гордость. Потом он пожал его плечо и двинулся дальше. Возможно, из него выйдет когда-нибудь хороший солдат. Он вспомнил одного давно погибшего

лейтенанта, который так же спокойно разговаривал с ним, когда он был совсем мальчишкой и в первом сражении был ранен. Роберт заикался от страха, после того как впервые попал под артиллерийский обстрел, и лейтенант заставил его поверить, что его поведение является нормальной реакцией и ничего постыдного тут нет.

В течение дня он мельком несколько раз видел Жуану. Но ни он, ни она друг к другу не подходили. Он чувствовал себя глубоко обиженным. Она смеялась над ним, играла им все время. А он-то, чувствуя, что влюбился в нее, боролся со своими чувствами, потому что она была врагом, тогда как она просто потешалась над ним. Она сама призналась в этом.

Он был таким же болваном, как все ее мужчины на балу в Лиссабоне, которых он так презирал. Даже еще большим болваном, чем они, потому что позволил ей превратить его в свою игрушку.

Он закрыл глаза, хотя знал, что не заснет. Интересно, куда она исчезла? Отправилась в монастырь? Или в палатку кого-нибудь из мужчин? Но какое ему дело? Не будет он больше думать о ней. Его миссия подошла к концу, и все остальное тоже.

С закрытыми глазами он представил себе, как она стоит в полный рост в самом центре сражения, как целится из винтовки в полковника Леру и попадает ему почти в самое сердце, хотя, наверное, никогда прежде винтовку в руках не держала. Она никогда не рассказывала ему, в чем там было дело. Но ему все равно безразлично.

Он представил себе, как она спокойно наблюдала, когда он утром собирался уходить к своим людям, и как говорила, что любит его. У него защемило сердце. Но он продолжал твердить себе, что ему все безразлично и что она не стоит того, чтобы о ней думать. Не стоит бессонной ночи. Тем более что завтрашний день обещал быть еще более насыщенным событиями, чем день прошедший.

Неожиданно у входа в палатку что-то зашуршало. Но он не открыл глаза, только замер. Он даже не пошевелился, когда она устроилась рядом с ним, задев его рукой в тесноте, палатки.